"Страна" поговорила с украинскими волонтерами, которые с первых дней войны работали в горячих точках. Фото: Из открытых источников

С первых дней вторжения России многие украинцы стали волонтерами.

Это люди, которые в мирной жизни были представителями совершенно разных невоенных профессий - от фермеров и авто-перекупов до академиков наук. У многих из них до этого не было никакого опыта подобной работы в условиях боевых действий.

Как рассказывают опрошенные "Страной" волонтеры, им нередко приходится буквально рисковать жизнью, чтобы предоставить помощь людям. Некоторые из них еще в начале войны эвакуировали из горячих точек целые семьи, а другие ценой своего здоровья возили гуманитарную помощь, пока над ними пролетали ракеты.

При этом в своей работе волонтеры неоднократно сталкиваются с коррупционной составляющей или "потребительским" отношением.

"Страна" собрала истории волонтеров, побывавших в горячих точках. 

Алина, занималась волонтерством в Харькове, сейчас продолжает волонтерскую деятельность в Виннице:

"В Харькове я волонтерила с начала войны на протяжении 41 дня. Позже я уехала в Винницу по состоянию здоровья, так как на нервной почве начались определенные проблемы. Изначально мы начинали волонтерскую деятельность в Харькове в составе трех человек. Постепенно масштабировались и сейчас в нашей винницкой команде 28 волонтеров, а в Харькове осталось более 30 человек.

В Виннице я продолжаю заниматься волонтерством, но уже дистанционно — гружу фуры с продуктами питания и каждую неделю отправляю их в Харьков, ребята у нас ездят только по горячим точкам. Когда я приехала в Винницу, в первые дни мы потратили больше 30 тыс. долларов на гуманитарную помощь.

Помимо этого, сейчас мы помогаем переселенцам необходимыми вещами и находим для людей медикаменты. Помню, что еще во время волонтерства в Харькове достать лекарства было очень сложно, особенно препараты для щитовидной железы, инсулин, которого на весь город было буквально семь пачек.

С первых дней войны я сама за рулём автомобиля вывозила мамочек с детьми с Северной Салтовки (этот район города интенсивно обстреливали). Самое страшное, что мне запомнилось, это история, когда я вывозила одну из семей. Было темно, шел снег, и на наших глазах в две девятиэтажки на улице Бучмы прилетели снаряды. Честно, я думала, что мы не выживем и не сможем поехать дальше. Было очень опасно, под машиной валялись провода от троллейбусов, но бог нас уберег.

Сейчас вспоминаю и перехватывает дыхание — это до слез страшно, хотя длилось все примерно полминуты. На утро у меня была мысль: "А стоит ли ехать и помогать дальше?". Но сразу же после этого вопроса в голове всплыла фраза: "Рожденный быть утопленным повешенным быть не может". Поэтому, я решила: если сейчас пронесло, значит моя миссия ещё не закончена. Я продолжила вывозить людей из-под обстрелов.

Сейчас страха нет вообще, но, возможно, я просто "отмороженная". И если бы не проблемы со здоровьем, я бы очень хотела вернуться в Харьков и продолжить волонтерскую деятельность там. Кроме того, мне нужно было вывезти свою семью — бабушку и отца. Наверное, именно от них мне передалось желание помогать. Моя бабушка еще та героиня – она с первых дней войны торговала водой даже под обстрелами. Когда я сказала, что буду заниматься волонтерством, семья гордилась мной. Каждый день я вставала в 6 часов утра и помогала тем, кто в этом нуждался, в основном за свои личные средства.

До войны я никогда не занималась волонтерством и была абсолютно далека от этого. Когда началась война, мне хотелось стать опорой для людей, которые не могут помочь сами себе. Были случаи, когда я встречала пенсионеров с пустым пакетом в руках. Они долго стояли в очереди за гуманитаркой, но в итоге им просто не хватало продуктов. Таким людям я тоже помогала, каждые три дня привозила им еду.

Рефлексы от волонтерской работы в Харькове у меня остались до сих пор. Когда мы приехали в Винницу, то услышали сильный шелест и свист рядом с домом – мы спрятались, упали на пол. Как выяснилось позже, возле дома просто шел парень с чемоданом на колёсиках. Пугались мы каждого шума.

Помимо этого, я ездила покупать лекарства в город Днепр – особенно сложно с препаратами было у пожилых людей, они же не запасались ими на три месяца вперёд, никто не думал о войне. Нужно было найти сердечные медикаменты в большом объеме, но больше всего мы "охотились" за эутироксом – без этого препарата люди, у которых удалена щитовидка, не могут выжить. 

Бывало, я плакала вместе с людьми, которым помогала. Бывало, что человек настолько был рад обычной пачке таблеток, что становился на колени, плакал и целовал руки. Очень много гуманитарной помощи мы привозили на Северную Салтовку для лежачих стариков, инвалидов, которых бросили родственники в такое сложное время. Это очень страшное зрелище: заходишь, а в квартире неприятный запах, потому что нет памперсов, необходимых лекарств, и еще человек страдает, так как его оставили одного. Когда видишь такое, то стараешься держаться, но потом выходишь и взахлеб плачешь. А под вечер морально истощаешься настолько, что ничего не хочется.

В период волонтерства в Харькове случались разные ситуации.

Мы попадали под обстрелы на небольшом складе ближе к Северной Салтовке, где мы фасовали продукты – приходилось сразу бежать в укрытие. Но со временем мы привыкли к сильным взрывам, чувство страха полностью притупилось: везде "бахают", что-то прилетает, а ты дальше раскладываешь гуманитарку. Под обстрелами нам приходилось не только фасовать продукты и лекарства, но и раздавать их.

Пока занимаешься волонтерством, приходится сталкиваться с разными историями людей, которые пострадали. Помню, я увидела, как по улице идет бабушка с пустым пакетом и плачет. Ей не хватило продуктов. Оказалось, что в этот день у нее погибла вся семья – вражеский снаряд попал прямо в дом. Помимо этого, она постоянно следила за брошенными стариками в своем доме.

В середине нашего разговора она достала из кармана куртки осколок размером с указательный палец и рассказала, что в момент обстрела она встала с кровати в своей квартире, сделала шаг и в эту же секунду осколок встрял в стену – на том месте, где она сидела. Если бы она тогда не встала, ее бы уже не было в живых. Говорила, что "этот осколок будет хранить всю жизнь". Мы решили ей помочь: купили много еды, потому что она готовила для всего подъезда, отремонтировали окна, чтобы было не так холодно, проведывали ее. Но в последние дни волонтерства из-за сильных обстрелов нас даже перестали пускать на Северную Салтовку.

Обычно в день я старалась помочь хотя бы 20 людям. Чаще всего мы ездили в район Салтовки, но также заезжали и на Холодную гору — там жили три семьи, женщины без мужчин. По их словам, к ним в период обстрелов не ездил никто – ни представители местной власти, ни волонтеры. В целом чуть больше чем за месяц, в Харькове я объездила около 600 человек.

Волонтеры в горячих точках очень часто рискуют своей жизнью. В нашей волонтерской команде пострадали два парня – они везли гумантирку в районе авиазавода. "Прилёт" был прямо на дорогу, по которой они ехали – один волонтёр успел выскочить из машины, а второй до сих пор находится в больнице, ему чуть не оторвало ногу.

Моя самая большая мечта — открыть детский дом за границей и подарить светлое будущее украинским детям, которые из-за войны остались без родителей.

Чем обычные люди могут помочь волонтерам? В первую очередь, распространением информации. Кроме того, нам очень нужны продукты и медикаменты, а не деньги. Сейчас добиться какой-то помощи достаточно сложно, даже если обращаться к европейским организациям".

Андрей, волонтер из Харькова:

"Я занимаюсь волонтерством в Харькове почти с самого начала войны — с 26 февраля. В тот день мы вышли с друзьями за хлебом, который бесплатно выдавали молодые парни – на тот момент в нашем городе закрывались магазины, были большие очереди. Как оказалось, это наши общие знакомые, которые занимаются волонтерством. Я решил присоединиться к ним — сейчас мы называемся "Тимур Алиев и его команда". Всего в нашем коллективе около 30 человек, мы не оформлены как общественная организация, так как в военное время сделать это очень сложно.

Моя задача заключалась в том, чтобы находить новых волонтеров, фасовать и развозить гуманитарную помощь. Добрые люди помогали нам, чем могли — даже предоставляли автомобили, чтобы мы могли передвигаться по городу. В нашей команде собрались "безбашенные" люди, которые готовы рисковать своей жизнью и помогать людям под угрозами ракетных ударов — все делалось экстерном. Мы шли в волонтерство по зову души и сердца.

Причем мы решили, что будем помогать всем — даже алкоголикам, в результате некоторые из них за короткий срок становились нормальными людьми. В основном мы занимались предоставлением продуктов питания и лекарств. Сначала мы закупали все со своих денег, потом постепенно начали выставлять счета для донатов. Естественное, документально все траты у нас подтверждены, сохранены все чеки.

Для каждого волонтера у нас было одно важное правило: не дай бог кто-то сворует гуманитарную помощь — отрезаем палец. Однажды всплыла информация, что наши пакеты с продуктами и лекарствами начали продаваться, но это все быстро прекратилось, мы начали делать фотоотчеты. Так мы сделали контроль в своей организации.  

Изначально мы работали в районе Северной Салтовки, ХТЗ и других — по всем горячим точкам. До 14 марта мне постоянно везло. В тот день к нам поступила гуманитарная помощь, которую нужно было передать для ВСУ. Мы вместе с напарником загрузили полную машину необходимым для наших парней и поехали на Алексеевку.

У нас был адрес, но мы с напарником не сразу смогли его найти. Как только мы развернулись, чтобы выехать обратно на нужную улицу, то услышали, как начала "работать" РСЗО "Град". Прозвучало два выстрела со стороны парка им. Горького. И тут, в нескольких метрах от нас третий "прилёт" — это была головка "Града". В один момент произошел сумасшедший взрыв прямо посередине трассы. За доли секунды я резко выталкиваю своего напарника из машины, он успевает упасть на дорогу. Я понимал, что мне тоже нужно было выскочить через пассажирскую дверь, но почему-то я открыл водительскую. Из-за взрывной волны машину "сложило" как консервную банку. В этот момент я закрыл уши, открыл рот, а через время хотел встать и не почувствовал ноги. Оказалось, что осколок вырвал часть мышцы на правой ноге, а левую глубоко порезал. Я хотел залезть обратно в машину, но в итоге упал на асфальт. Мне повезло, что это была пусковая часть снаряда, иначе я бы просто мог остаться мертвецом. Наверное, в этой жизни я зачем-то ещё нужен. После этого случая я все время находился в больнице и вышел из неё только на днях — дома мне лучше.

Когда я шел волонтерить, у меня совершенно не было чувства страха. Большинство моих родственников на второй день войны уехали из Харькова. Мне тоже предлагали эвакуироваться, но я сказал, что со своей родины никуда не уеду и останусь до конца. Какой страх, когда вокруг страдают люди?

Сложно сказать, скольким я точно помог — в день это обычно было около 15-20 человек. Но в предпоследний день моего волонтерства я совершил 150 раздач гуманитарной помощи. Мы работали с 8 утра до начала комендантского часа.

Истории у людей, которым мы помогали, были совершенно разные. Часто нас обнимали, целовали нам руки, падали на колени просто за то, что мы привезли продукты, и благодарили. Конечно, не обходилось без негатива — кому-то не подходили сосиски, кому-то хлеб. Но ведь все люди разные.

Сейчас я собираюсь в первую очередь помочь себе и уверенно встать на ноги, чтобы в дальнейшем помочь другим. Единственное, что точно могу сказать: я хочу остаться человеком".

Богдан Зырин, волонтер из Киева, основатель фонда "Мобилизация добра":

"Еще с 2014 года, то есть с самого начала войны, мы оказываем достаточно большую помощь военным и гражданским. Тогда не было такого активного потока беженцев, как сейчас, поэтому мы делали упор на помощь армии. Закупали амуницию, лекарства, военно-медицинские автомобили для армии, пикапы, джипы и передавали их на "передок". Раньше у нас очень много знакомых служили в АТО, поэтому мы коммуницировали напрямую. Сейчас о нас знают и нам периодически "прилетают" разного рода заявки по рекомендациям.

Как таковых донатов у нас практически нет. С 2014 года я в принципе и не надеялся, что нам кто-то будет донатить. Мы изначально пошли по пути того, что помогаем своими силами, насколько можем. Тем более, никто не донатит в маленькие и незаметные фонды. А для нас тратить деньги, которые можно вложить в армию, на раскрутку фонда — неправильно.

Наш благотворительный фонд — это группа бизнесменов, которые объединились и самоорганизовались, чтобы помогать армии и беженцам. Все, что проходит по фонду, это, по сути, деньги бизнеса. Нас 30-40 человек: кто-то может привезти машину, кто-то — закупить продукты. В нашей команде есть и телеведущие, и фермеры, и бизнесмены. Например, один из наших волонтеров в мирной жизни занимается сетью аптек, поэтому у нас есть возможности практически без наценок закупать лекарства.

За время полномасштабного вторжения РФ с февраля 2022 года мы бывали под Харьковом, до этого — на Николаевском направлении, а в 2014-2015 году объездили практически всю линию разграничения, от Счастья до Мариуполя.

Сейчас мы не сотрудничаем с организациями, которые связаны с фронтом, а передаем необходимую помощь лично военным на передовую. Потому что если отдавать ее в большие воинские части, то, к сожалению, коррупционная составляющая приводит к тому, что машины буквально стоят на дачах у генералиссимусов, а не используются на фронте.

Было такое, что руководитель одной военной бригады сообщил, что не может подписать документы о том, что он от нас получает автомобиль. Как выяснилось, до этого другие волонтеры уже привозили им машину, выставили фотоотчет в Фейсбуке, а на следующий день приехал руководитель этого руководителя и просто забрал у военных этот автомобиль. В итоге машина с передовой поехала в далекий тыл. Вероятно, через некоторое время мы эту машину сможем увидеть среди объявлений о продаже.

К сожалению, такие ситуации не единичны — уже были скандалы с бронежилетами, которые внезапно вместо фронта попали на полки супермаркетов. В Украину завезли такое количество бронежилетов, что не только на передовой, но и на каждого в тылу должно быть по "бронику". Но фактически даже на передовой некоторым людям не хватает такой базовой амуниции.

У нас постоянно есть заявки формата "оденьте меня на фронт полностью". Военные просят нас предоставить им полную экипировку — начиная от обуви и носков, заканчивая футболками и бронежилетами. Куда уходит тот объем помощи, которую завозят в Украину, это большой вопрос. Но ответы будут искать уже после войны.

Мы не рассматриваем кейсы, когда военные дислоцируются, например, во Львовской области – у нас приоритет на передовой. Кроме того, известны случаи, когда большие объемы помощи "оседают" в приграничных областях, особенно во Львовской, и просто не едут дальше.

За прошлую неделю мы получили около 10 крупных заявок. Сейчас добавляются просьбы о помощи не только для фронта, но и для центров помощи переселенцам, причем по всей Украине. На прошлой неделе я получил четыре заявки по автомобилям для военных – в основном пикапы, потому что это универсальная машина.

Правда, сейчас ситуация с завозом авто из Европы тяжёлая для всех волонтеров. В этих случаях мы стараемся подключать разные контакты, потому что практически всем военным подразделением мы чем-то помогали — так что иногда получается проскакивать без очереди, но такая проблема на границе есть. Например, в прошлую субботу мы везли пикап из Бухареста и 5,5 часов стояли в очереди на границе, логистика пока сложная. Некоторые машины вообще могут стоят по двое суток, и это реальная цифра.

Есть коррупционная составляющая и отсутствует здравый смысл, поэтому проблема быстро не решится. Плюс процесс дополнительно затягивает бюрократия - пограничники иногда выставляют абсурдные требования к документам: чтобы, к примеру, в волонтерской заявке была указана конкретная модель и серийный номер авто. Я сам недавно, когда пригнал машину, объяснял одному пограничнику, что когда нам поступает заявка на пикап, я не знаю, какой именно пикап будет сейчас в продаже и какой я привезу, и заказчикам все равно - им просто нужна машина. К сожалению, эта проблема решается только путём телефонных звонков нужным людям.

Сейчас под "евробляхеров" выделили три пограничных перехода, мы ехали через другой – там очередей особо нет. Но есть другая проблема: люди начали массово возвращаться в Украину. На границах очереди уже не из "евробляхеров", а из украинских беженцев, которые едут домой.

Кроме этого, остается проблема с дефицитом топлива. Волонтерам его просто так не наливают. Поначалу нас могли заправлять бесплатно, но потом многие не-волонтеры начали пользоваться этой лазейкой и злоупотреблять, предоставляли поддельные волонтерские удостоверения. Здесь тоже в основном приходится искать решение самим и договариваться.

Иногда разные волонтеры в разных городах пересекаются и закрывают взаимозаявки. Допустим, у нас был закуплен корм для животных в больших объёмах, а в Харькове с ним была проблема — мы загрузили для них 50-60 мешков корма. Они распределили его между людьми согласно конкретным заявкам людей.

Истории были разные. Например, в первые дни после освобождения населенных пунктов под Киевом люди за хлеб готовы были вставать на колени и целовать руки, хотя это дикость в 21 веке. Слава богу, что волонтеры в Киеве достаточно быстро закрыли потребности людей в области. Война продолжается, но мы все на месте — идут обычные рабочие процессы, чего-то специфического и нового для нас не происходит. Мы настроены выиграть эту войну и помогаем, чем можем".

Геннадий Друзенко, руководит военными медиками-добровольцами в Славянске и Бахмуте:
 
"Мы эвакуируем раненых - и военных, и гражданских. Вывозим или непосредственно с места, где произошло ранение, или, если это военные, то бойцы доносят раненого до точек передачи, где его подхватывает наша «скорая».

У нас в команде есть профессиональные хирурги, травматологи, анестезиологи, которые стабилизируют раненого, латают легкораненых перед тем, как их отпустить или везти на «большую землю». У нас есть долгое «плечо эвакуации» - это, как правило, Павлоград или больница Мечникова в Днепре. Часто с риском для жизни реаниматолог едет с раненым и должен его довезти на машине за 200 км до Днепра - если едет из Славянска или Бахмута, где мы работали в мае.

Был случай, когда экипаж, который вез в «Мечку» восьмилетнюю девочку, которую тяжело ранило в Приволье возле Лисичанска, обстреляла вражеская арта. Водитель должен был маневрировать и жать на газ, чтобы увернуться от вражеских снарядов, а в салоне скорой медики боролись за жизнь восьмилетней украинки…
 
Наш Первый добровольческий мобильный госпиталь им. Н.Пирогова (ПДМШ) работает на фронте еще с 2014-го (Друзенко - его сооснователь и руководитель, - Ред.). С начала полномасштабной войны в 2022-м мы работали в Киеве, под Киевом и в Житомире. А в конце апреля мы передвинулись сюда, на Донбасс. Сам я большую часть времени нахожусь в Днепре, координирую работу, завожу медиков на новые позиции, занимаюсь поставкой всего необходимого и слежу, чтобы им там не мешали работать. А моя жена (она, в отличие от меня, медик) непосредственно руководит процессом на «передке», все время там.
 
Сейчас у нас работает около 50 медиков с водителями, и еще около 20 бойцов, которые выезжают с врачами на передовые позиции. У нас десятки «скорых». Это две группы гражданских врачей, которые сейчас работают в Славянске и Часовом Яре, а большую часть мая проработали в Бахмуте.
 
За май наши медики оказали помощь 506 пациентам (и военных, и гражданских). Часть из них выжила только потому, что наши квалифицированные медики были рядом. Был случай, когда у солдата во время эвакуации с передовой трижды останавливалось сердце - наступала клиническая смерть. Наши медики его довезли, реанимировали. Оказалось, что у этого солдата в тот день был день рождения. Теперь он празднует его дважды, в один день. Когда ему уже спасли жизнь, торт вносили прямо в машину «скорой».
 
Другой случай: был артобстрел, во дворе играло четверо детей. Двоих мальчиков убило сразу, старшая сестра пропускала младшую в подвал. Старшую привезли в госпиталь но, к сожалению, не спасли. У младшей в грудной клетке была сквозная рана, спереди ее заклеили, а сзади нет - ее не заметили. Мы ее нашли, подправили и довезли до больницы Мечникова в Днепре.
 
Я не самый эмоциональный человек, но видеть это сложно. Военная медицина - это микс. С одной стороны, есть квалифицированные врачи, перед которыми я снимаю шляпу. А с другой стороны, есть медики, которые вместо того, чтобы спасать конечности, просто их отрезают.
 
Характер ранений абсолютно разный. Например, под Киевом, когда здесь стояли оккупанты, было много пулевых ранений. А пулевое ранение, если не вошло в жизненноважный орган - ну, дырка заживет, поболит немного. А чем ближе к «передку», тем меньше пулевых ранений. Из более 500 ранений за май на Донбассе было только одно пулевое. Все остальное - осколочные ранения: страшные куски металла, фосфор… В общем, все что есть, кроме ядерного оружия, тут используется. Это страшно".

Максим, занимается волонтерством в Харькове с начала марта:

"Как я пришел к волонтерству? На момент начала войны у меня были вопросы по медицине – мой самый главный страх заключался в том, что я останусь без лекарств. Пока я искал лекарства себе, я представил, сколько ещё людей в нашем городе не могут их найти – особенно бабушки, дедушки и те, кто живет от зарплаты до зарплаты. Последним аргументом стал звонок подруги, которая дополнительно смотивировала меня заниматься волонтерством. Решать чужие проблемы — хороший способ убегать от своих проблем.

Поначалу мы возили лекарства пожилым людям. В первые дни вторжения России в Харькове элементарно не было сердечных медикаментов и препаратов для нервов. Также был сильный дефицит детского питания и средств гигиены, но сейчас ситуация стала лучше. Плюс, у нас у одних из немногих был эутирокс и L-тироксин – гормон для щитовидки, мы даже делились им с другими волонтерскими организациями, у которых его не было.

Кроме этого, мы помогали выезжать семьям и лежачим людям с Северной Салтовки во время обстрелов. Очень часто нас просили помочь с животными: покормить их и найти корм.

Специфику гуманитарной помощи можно условно распределить: первая волна – это лекарства и детские принадлежности, вторая – лекарства, корма и продукты питания, а третья – лекарства и помощь для военных.

Сейчас мы отказались от доставки еды, потому что многие люди становятся переборчивыми: четко видно, кому она действительно нужна, а кому нет. Медикаменты в аптеках постепенно появляются, но не у всех есть возможность их купить. Ещё один важный приоритет – поддержка военных.

В Харькове мы работаем втроём: один человек ездит на Салтовку, а мы закрываем остальной город. Плюс у нас есть бухгалтер, который ведёт отчёт и составляет списки. Наша волонтерская инициатива называется SaveKharkiv. Мы волонтерим в разных районах Харькова вне зависимости от условий. Например, я был в Пятихатках в то время, когда туда вообще никто не ездил, кроме нас. Помимо этого, мы помогали людям с Салтовки, Горизонта и в Рогани.

Когда я понял, что хочу волонтерить, мне не было страшно. Страх пришёл в начале мая вместе с усталостью. Тогда я первый раз поймал себя на мысли, хочу ли я вообще куда-то ехать. Конечно, доля страха есть всегда – особенно, когда рядом прилетают снаряды и сразу глазами ищешь укрытие, но здесь тобой движет адреналин.

Больше всего мне запомнилась наша первая поездка в Пятихатки. На улице ещё лежал снег, а в том районе совсем не было света, воды и связи. Нас еле пропустили на блокпосту, но нам нужно было помочь коллеге-волонтеру. Так как связи не было, мы долго "кружили" по микрорайону под обстрелами, спрашивали у прохожих, где найти такого-то человека. В итоге мы встретились с коллегой и вместе вышли покурить. В этот момент перед нами тормозит легковушка, в небе начинают пролетать снаряды и люди с криками "Обстрел!" забегают в помещение. Мы смотрим на реакцию товарища, к которому приехали, а он сказал "Над нами летят грады, но я скажу, когда прятаться". Так мы остались курить на улице и разбирать гуманитарку.

Через день мы снова ездили в Пятихатки. Тогда мы увидели на трассе обстрелянный и брошенный автомобиль. Как выяснилось, в день, который мы пропустили, из леса вышла вражеская ДРГ и расстреляла машину с людьми. Причем все это произошло примерно в то время, когда мы обычно развозим гуманитарку. Окажись мы там днем ранее, нас бы просто не было в живых.

По этой же дороге мы наехали на осколок, в результате чего спустило шину. Пришлось остановить несколько машин, чтобы нам помогли. В это же время начался сильный обстрел, а мы стоим под открытым небом и меняем колесо, чтобы вовремя довезти лекарства.

Бывало, что мы отдавали людям гуманитарную помощь, пока над нами летали снаряды. Тогда мы ездили на Алексеевку - на тот момент это был самый "громкий" район, на блокпостах нас даже уговаривали не ехать туда. Пару раз бывало, что приходилось забегать в подъезд и прятаться – бои были очень близко.

Также я помню, что несколько раз, когда мы меняли маршрут, снаряд прилетал четко по тому адресу, на который мы должны были приехать в тот момент. Не хочется думать, что запас везения исчерпан, но такое повторялось 3-4 раза. Тем не менее после сильных обстрелов мы все равно ехали к людям и помогали – у местных все было расписано по часам.

В зависимости от загруженности, удаленности и количества людей мы старались объездить в день от 6-7 адресов. Наш абсолютный рекорд – это 27 адресов. При этом на одном адресе может быть сразу две-три семьи – то есть людей, которым мы привозили гуманитарку, ещё больше. Если нам помогали спонсоры, то в один дом мы могли привезти от 20 до 60 продуктовых наборов.

Часто мы помогали спонтанно. Одним из наших принципов было иметь при себе аптечку с часто запрашиваемыми препаратами, пару продуктовых наборов и мешок собачьего и кошачьего корма. Потому что нередко на улицах, возле мусорных баков сидят пожилые люди, которые нуждаются в лекарствах или еде. Плюс люди на улице сами подходили и спрашивали, нет ли у нас каких-то медикаментов. Железным правилом было проехаться и покормить всех дворовых собак и кошек. Часто животные бывали домашние, но очень тощие.

В основном истории людей, которым мы помогаем, стандартные. Чаще всего это пенсионеры, которые остаются в городе одни, или те, кто смотрит за лежачими больными. Были и активисты – это когда человек ухаживает за соседями в одном или нескольких домах. Кроме того, встречались люди, у которых из-за войны просто не осталось денег. Интересно, что люди, которые до вторжения России "держались на плаву" и потом потеряли все, оказывались самыми благодарными – они знают цену нашей работе, никогда не требуют лишнего. Потому что, бывало, сталкивались с озлобленностью среди пенсионеров. А были жуткие истории, когда мы не успевали помочь, лекарства уже просто не пригождались. Мы звоним или приезжаем на адрес, а нам говорят: "Ребят, человек уже умер".

Я думаю, что если начинаешь заниматься волонтерством, то ты никогда с этим не закончишь. Вряд ли будут люди, которые никогда не будут к этому возвращаться. В любом случае появляются новые знакомства, есть постоянные запросы. Для себя я все делю на две части: люди, которые воспринимают нашу работу как должное, и те, которые даже не верят, что ты им помогаешь. Ради вторых стоит продолжать волонтерство.

Уверен, что после войны моя деятельность может перейти в другое русло, но не прекратится. Потому что именно война показала, сколько людей у нас финансово и социально не защищены и не смогут выжить без чужой помощи".

Иван, волонтёр, который помогал людям в Чернигове от начала до конца блокады:

"В первую неделю войны мой друг оставил мне свою машину и сказал, мол, я могу на ней эвакуироваться. А я подумал: "Зачем эвакуироваться, если я на ней смогу кому-то помочь?". Но так как водительских прав у меня нет, я набрал своего друга, и мы вместе начали заниматься волонтерством.

В начале нас было пятеро, потом собралось 38 человек-волонтеров. Люди предлагали помощь, свои авто, говорили, что не могут просто так сидеть. Соседи, знакомые знакомых передавали нам просьбы людей, которые сидят в бомбоубежищах. А знакомые, которые жили в Киеве, просили нас помочь их родным.

Мы с самого утра и до вечера занимались развозкой помощи, в основном, еды. Некоторые нас благодарили, а некоторые говорили, мол, мы такое не едим, или обвиняли нас в том, что мы себе забрали половину гуманитарки.

Максимальное количество заявок в день, которое нам нужно было объехать —  1300 человек.

Все это время Чернигов обстреливали, россияне к нам так и не зашли, но мы были полностью в окружении. Были постоянные прилёты, но мы тогда воспринимали это как лотерею – а вдруг повезет?".

Анна Вовк, волонтер из Харькова:

"Волонтерством я занимаюсь с 28 февраля. Первое время я жила на метро Алексеевская. В день вторжения России я проснулась за пять минут до бомбежки. Окна у меня выходят на Пятихатки – я выглянула, но не поняла, что случилось. В новостных каналах увидела информацию, что началась война. После этого мы вместе с подругой, ее мамой и ребёнком по вечерам спускались в метро, ночевали там.

Так как я по жизни человек активный, то не могла сидеть на одном месте. Подруга посоветовала написать общему знакомому, он перекупщик машин, и мы знали, что он занялся волонтерством. На следующий день он предоставил мне одну из своих пригнанных американских машин. В целом за войну он раздал 12 автомобилей, чтобы мы могли перемещаться по городу и заниматься волонтёрством. Ещё один парень через соцсети помогал нам собирать донаты: благодаря ему мы даже привезли две машины "скорой помощи", везём ещё одну.

Мы не оформлялись как благотворительный фонд. Я специально уходила от оформления юридического лица, потому что считаю абсурдным что-либо получать, безвозмездно отдавать и каким-то образом это фиксировать. Ещё в мирное время у меня была общественная организация "Звичайні люди" - для помощи детям из неблагополучных семей, детскому психоневрологическому диспансеру и реабилитационному центру. После начала войны мы создали еще волонтерский центр "Квітка". Сегодня ОО "Звичайні люди" и "Квітка" никуда друг без друга не двигаются.

Сейчас на базе общественной организации у нас зарегистрированы более 170 волонтеров, которые пришли к нам и уходить от нас не захотели.

У 170 волонтеров в нашей команде разные функции, у многих из них есть основная работа — это директоры заводов, собственники строительных компаний и даже академики наук. Мы пытаемся обеспечивать всех едой, бензином и хорошим настроением.

В день мы обслуживаем около 300 заявок, это 1000-2000 человек в сутки минимум, не считая, что мы часто участвуем в каких-то акциях. Например, на днях вместе с другими волонтерскими организациями мы привозили в Барвенково посылки от Красного Креста.

Чаще всего мы получаем гуманитарный груз благодаря тому, что 50% зарегистрированных у нас волонтеров были довольно успешными людьми в мирное время. Но на сегодняшний день у многих предприятия частично остановлены или заморожены. Лично у меня был бизнес по предоставлению консультационных услуг, связанных с землей и недвижимостью — сейчас он заморожен, так как предприятия находятся в Циркунах, Старом Салтове (территории, на которых велись активные боевые действия). Кроме того, у нас есть волонтер, у которого в Водолаге было большое количество пахотной земли и маслобойня. Мы познакомились с ним в марте, тогда он был у нас водителем и предлагал отдать оставшееся на заводе масло на помощь людям.

Обычно мы помогаем доставкой продуктов питания – от пенсионеров до нуждающихся. Многие остались без работы, тем более не все могут взять оружие и идти воевать. Сейчас у нас "висит" более 1700 заявок, в общей сложности это 10 тысяч человек, нуждающихся в той или иной помощи.

В начале войны у нас была определённая финансовая поддержка для закупок. После чего по личным знакомства нам отправляли гуманитарную помощь — начиная от 50-килограммовой коробки и заканчивая фурами, которые завозили помощь из-за границы. Одна из наших волонтеров общалась в онлайн-формате с большим благотворительном фондом, мы предоставили им определенную отчетность и нам зашёл транш на 11 тыс. долларов — мы сразу делали целевые закупки, от круп до подсолнечного масла. Обычно меценаты, которые больше всего помогают, даже не требуют огласки.

Помимо этого, мы помогаем военным "на передке" с амуницией. Это наши любимчики, которых мы поддерживаем, а они нас - своим боевым настроем. С этим помогали польские волонтеры — они полностью загружали амуницией свои малогабаритные микроавтобусы и приезжали в Харьков. Сейчас они завозят нам фуры, привозят дорогостоящие инструменты для института неотложной хирургии. На базе наших потребностей они начали покрывать большой спектр направлений – от больниц до гражданского населения. К примеру, они передавали несколько генераторов для людей с Салтовки, у которых практически не осталось дома из-за обстрелов, но они категорически не хотели оттуда уезжать.

Наши волонтеры занимаются всем – оформляют заявки,  доставляют в нужное место медикаменты, продукты, дроны, тепловизоры. У нас есть ребята, которые закупали различные штабеля и пленки, чтобы заделывать вылетевшие окна. Они полностью заклеили пленкой вылетевшие окна в операционной Харьковской больницы скорой и неотложной медицинской помощи № 4. Помимо этого, они убирают осколки с дорог на Северной Салтовке, чтобы автомобили не прокалывали колёса.  К волонтерской деятельности присоединяются даже мои друзья. Одна моя подруга-фотограф занималась поиском медикаментов для гражданских.

Мы работали во всех районах Харькова и истории происходили разные. Наверняка вы видели видео, где парень из Красного Креста на улице помогал женщине после обстрела, и сразу начался второй обстрел, все побежали в укрытие, а этот парень остался с женщиной. А я как раз в этот момент ехала по Сумской и видела момент прилета, и как лежала женщина на улице. А у меня в этот момент пробило колесо, я думала остановиться и помочь ей, но увидела, что к ней уже подбежали, и решила все-таки поехать на шиномонтаж. И тут - второй прилет… Если бы я не пробила колесо и остановилась там, могла бы быть на месте этой женщины. Попала бы прямо туда, куда "прилетело". Таких историй даже лично у меня немало. Когда по какой-то случайности ты не попадаешь туда, куда ехал, из-за того же пробитого колеса, а оказывается, это спасло тебе жизнь.

Подпишитесь на телеграм-канал Политика Страны, чтобы получать ясную, понятную и быструю аналитику по политическим событиям в Украине.